Но на этот раз вместо хмурого, полусонного потока с северо-запада, что исправно изо дня в день, с утра до вечера устало раскачивал наше озеро, вдруг ворвался к нам сумасшедший северный ветер – ворвался сразу ударом-штормом и тут же взорвал озеро крутой рваной волной… Ветер гремел под крышей моего дома, вырывал из рук тяжелые ведра с водой и швырял, швырял на прибрежные камни пенные клочья разорванной шквалом волны. И от такой вымороженной волны тут же, почти на глазах, эти камни оплывали седым льдом…
За ревом ветра я с большим трудом различал голоса лебяжьей стаи… Сначала голоса раздавались там, на середине озера, где лебеди проводили все последнее время. Затем, как мне показалось, голоса птиц будто поднялись над водой и уже долетали ко мне откуда-то сверху. Потом все ближе и ближе, и вот большая стая удивительных белоснежных птиц прошла над моим домом и скрылась за лесом в той стороне, куда надолго ушло от нас недавнее тепло.
Ветер-шквал ревел над моим озером всю ночь, но к утру стих, и как только рассвело, я опасливо выглянул из своего жилища… На озере было непривычно тихо. Я присмотрелся: так и есть, озеро встало – там, где совсем недавно ветер рвал в клочья перемерзшие волны, теперь повсюду лед, еще не крепкий, только-только народившийся, но уже лед – гладкий, чистый, как зеркало.
Этот новорожденный лед укрыл воду только что, под утро, когда озеро успокоилось, отошло от недавней бури… Еще день, другой и этот ледок окрепнет, и тогда… тогда можно будет попробовать ступить на него.
Но до ледка-зеркала мне еще предстояло добраться – предстояло преодолеть смерзшуюся кашу-крошево, которую упрямо тащил и тащил к моему берегу почти целые сутки сумасшедший ледяной поток-шквал. Почти целые сутки ветер гнал и гнал к берегу пенную волну и теперь по этой смерзшейся пене-крошеву и надо было пробираться к настоящему льду.
Ледяная каша вдоль берега тут же рушилась под каблуком моего сапога и пока не давала надежду на скорую встречу с первым льдом на моем озере… Оставалось только ждать и слушать, как гремит вокруг явившийся вслед за северным ветром мороз-воевода…
Помните такого хрестоматийного деда-мороза, вооруженного тяжелой ледяной палицей?.. Вот этой самой палицей и колотил теперь от души мopoз-воевода и деревья в тайге, и бревна в стене моего дома, когда явился наконец хозяином в свои прежние владения… И деревья в лесу, и бревна в стенах моего жилища, успевшие прилично набухнуть от сырой гнили предзимья и теперь схваченные крепким морозом, и трещали-громыхали вокруг, пугая все живое.
Эти выстрелы и гремели всю ночь и стихли только под утро. Я снова приглядывался к озеру, ко льду, но пока не находил пути туда, где, конечно, ждали меня мои окуни, – намороженная вдоль берега каша-пена никак не пускала на лед… А тут еще и лед по озеру начал трещать, рваться от мороза. Но это уже другой голос: не выстрелы, не взрывы, а эхо-канонада – трещины по льду расходятся долго, да и сам лед немного глушит морозные голоса.
Я собрал снасти, прихватил легкий топорик и отправился на Часовенное озеро… Часовенное озеро в километре с небольшим от моего жилища. Озеро в высоких берегах и ветер там, скорей всего, не разгулялся так, как у меня под окнами. Но Часовенное озеро мелкое, дно рыхлое, вода помягче и позеленей. Здесь бывает много рыбы по лету, но к осени жизнь здесь будто затихает… Будет ли что ловиться по первому льду?
На лед я выбрался благополучно. Лед толщиной сантиметров в восемь. Первая лунка – окошечко-прорубь, пробитая топориком… Мормышка уходит под лед… Пока молчание… Еще одно окошечко во льду. И снова молчание озера.
Играю блесной – снова ничего… К полудню заканчиваю обход озера – ни одной поклевки… Ладно, на Часовенное я и не рассчитывал – озеро это летнее… Направляюсь домой. У самого берега под ногами трещит лед. В воде по пояс. Выбираюсь из воды и тут же выливаю воду из резиновых сапог. Мороз градусов под тридцать – не успеешь вылить из сапог воду, замерзнут ноги…
Дома долго прихожу в себя, отогреваюсь, сушусь у печи. За окном звезды, крепкий мороз и все те же выстрелы-раскаты по льду моего озера…
Помню купание в ледяной воде, жду еще один день и только тогда пробую выбраться на лед своего Домашнего озера…
Вот и плес, где совсем недавно плавали мои лебеди. Здесь, левее, луда и скат с луды на глубину… Скат точно угадываю. В лунку отважно ныряет мормышка… Всего с десяток дней тому назад на эту же самую мормышку ловил я здесь очень неплохих окуней. Но вот вторая, третья лунка-прорубь и никаких результатов.
Вместо мормышки в руках у меня удилище с блесенкой. Моя любимая блесенка-самоделка, на которую ловил я тех же окуней и зимой, и летом, и осенью, и под Москвой, и на Нижней Волге. Это небольшой узкий ромбик, вытянутый в своей верхней части… Облавливаю блесной всю луду, снова вооружаюсь мормышкой и снова, как на Часовенном озере, ни с чем возвращаюсь домой. Правда, в этот раз обхожусь без купания…
Следующий день – и снова нигде ни одной поклевки… В чем дело?..
Может, виноват ветер-шквал, напугавший вокруг все живое?.. А может быть, это грохот-канонада, что до сих пор нет-нет, да и разойдется вдруг подо льдом?.. Вспоминаю рассказы рыбаков о том, что при громе в грозу окуни в нашем озере мечутся, носятся из стороны в сторону, как сумасшедшие (тут-то и попадают хорошо в сети), а затем западают куда-то… Может быть, все это повторилось теперь, после зимней грозы-грома?
Гром на озере, а вместе с ним и крутой мороз успокаиваются только через неделю. Все это время я не оставлял озеро без своего пристального внимания, и только теперь, когда наступила наконец тишина, добыл первых окуньков… Но улов совсем невелик. И окунь берет вяло, без всякого азарта. То же самое и на второй, и на третий день наступившей тишины – все эти дни получаю от хозяина озера, водяника, совсем небольшую дань… Оставляю это занятие и принимаюсь за охоту – пора разыскивать куницу.
Вот так неожиданно грустно и закончился мой самый первый первый лед…
Да, совсем забыл… Вместе со мной в ту зиму пытались разыскать по первому льду тех же окуней еще на одном замечательном озере – Янцельском – мои друзья-охотники. Они ушли на Янцельское в охотничью избушку еще до ледового шквала, ушли на охоту. И я вручил им свои блесны: мол, попробуйте, половите окуней на Янцельском по первому льду…
Янцельское было у нас особым озером… Этот водоем никак не походил на все остальные наши таежные озера своей правильной формой – озеро было почти совсем круглое, словно упавшая откуда-то к нам в тайгу большая-большая чаша; все остальные наши озера были вытянуты, как правило, в одном направлении, примерно с севера на юг, что определенно подсказывало то направление, в котором двигался когда-то по нашим местам ледник.
К тому же у Янцельского озера было твердое песчаное дно – в то время, как все наши остальные озера, за исключением, пожалуй, только моего Домашнего озера, лежали в мягких приболоченных берегах, переходящих далее в илистое дно.
На Янцельском озере не было почти никакой водяной травы, если не считать редкий прибрежный тростник да чуть приметные с берега блюдечки-листья белых лилий, что поднимались к середине лета из воды там, где посреди озера была единственная здесь луда… Возле этой луды и собирались, скапливались другой раз тяжелые окуни целыми стаями.
Этих окуней, вышедших вдруг к луде, было порой так много, что рыбак, остановивший свою лодчонку-челночок над самой вершиной глубокой озерной луды, просто-напросто уставал тянуть и тянуть этих рыб из глубины озера в лодку. Здесь хватало всего одной удочки, чтобы за несколько часов наловить столько отменных окуней, что лодка с трудом добиралась до берега.
Окуней, которых щедро преподносил тебе хозяин Янцельского озера, я сушил в печи, а наутро снова направлялся к луде за новой данью. Но новая порция дани, как обычно, была здесь уже поменьше первой. На третий день привозил в лодке рыбы всего ничего, а дальше должен был поступить по давно известному здесь правилу: отказаться на время от рыбной ловли, чтобы озеро успело отдохнуть, а окуни снова скопиться у луды…
Словом, Янцельское озеро заслуживало того, чтобы о нем наши рыбаки складывали свои сказы-легенды… Ловился окунь на Янцельском озере все у той же луды почти до самого ледостава, а потому мои друзья-охотники, постигшие с моей помощью искусство блеснения, очень надеялись, что уж сейчас-то, по первому льду, янцельский окунь обязательно заявит о себе…
Я дождался своих друзей-охотников, вернувшихся с Янцельского озера, – у них подошли к концу все взятые с собой продукты, да и охота на этот раз, как и у меня, складывалась пока не очень удачно. Ну, а окуни, а рыбная ловля по льду?.. И тут меня ждало разочарование: моим друзьям совсем не повезло с рыбалкой по первому льду… Если все-таки каких-то окуньков я стал добывать в конце концов у себя, на Домашнем озере, то они на Янцельском, обследовав все озеро, не достали ни одного хвоста…
– Посмотрел бы, сколько льда вокруг накололи – ни в одной проруби ничего… Да и не ловили мы раньше никогда по льду ни на какие блесны…
Вот и все.
Правда ли, что не на каждом, даже вроде бы самом и подходящем с виду озере зимняя снасть оказывается пригодной?! Или причина в чем-то ином…
Продолжение следует…
